Как справедливо заметил Ги Дебор, человек на самом деле ничего не производит, он только репродуцирует. Это процессы, идущие от орудий труда к средствам существования, а от него - к репрезентациям. Одним словом, как процесс воспроизводства, репрезентация, искусство, образы и символы являются предметом последовательности. Репрезентации дают наиболее опосредованные измерения воспроизводства. Начнем с символов. Они соответствуют наиболее опосредованной части процессов репрезентации через визуальность.
Как справедливо заметил Ги Дебор, человек на самом деле ничего не производит, он только репродуцирует. Это процессы, идущие от орудий труда к средствам существования, а от него - к репрезентациям. Одним словом, как процесс воспроизводства, репрезентация, искусство, образы и символы являются предметом последовательности. Репрезентации дают наиболее опосредованные измерения воспроизводства. Начнем с символов. Они соответствуют наиболее опосредованной части процессов репрезентации через визуальность. Что касается искусства, то оно относится к самой интересной части репрезентаций - от изображений до самых сложных репрезентаций. Следует также отметить, что разворачивание процессов воспроизводства в сторону репрезентаций приводит нас как к очень хорошему, так и к очень проблематичному климату. По мере обработки репрезентаций они перестают быть просто проекцией. В игру вступают мечты и желания. Мы переходим к образам. Этот переход может привести к размыванию реальности и воображаемого. На уровне символов иногда - как и сегодня - отношения между символизирующим и символизируемым могут стать хрупкими. Как подробно подчеркивает Бодрийяр, отделение символов от символизирующих и обретение ими самостоятельности - это особая и очень проблематичная ситуация постмодерна - я предпочитаю говорить о позднем модерне. Серьезность проблемы можно понять по нормализации претензий на постправду как необходимого следствия постмодернизма. Модерн инициировал жестокое напряжение между сущностью и формой. Он навязал истину как сущность. Постмодернизм подверг ее глубокой критике. Постправде осталось отвергнуть и преодолеть ее.
Я не думаю, что эти процессы являются продуктом чисто культурных предпочтений и деятельности. Напротив, я считаю, что эти напряжения и переходы имеют аналог в сфере материальной цивилизации. Я думаю, что это не просто капризные процессы. Теперь давайте их разберем.
Капитализм как фетишистское требование индустриального производства должен был выдвинуть на первый план философский, научно-технический эссенциализм. Суеверия, сказки, мифы и религиозные верования рассматривались как самые большие препятствия на пути идеологии производства. Структура, построенная на двух основных философских столпах, таких как Декарт и Спиноза, как раз и обнаруживает этот эссенциализм. Можно спорить о том, породил ли этот дуэт мир, эволюционировавший в капитализм, или их идеи породили эссенциализм капитализма. Однако никто не может отрицать, что в сфере материальной цивилизации эти идеи укладываются в очень стройную и понятную структуру. За пределами философской сферы, в культурном контексте, пуританизм способствовал углублению этого процесса как религиозный эссенциализм. В социальной плоскости, особенно начиная с XIX века, буржуазия была главным защитником эссенциализма. В искусстве буржуазные эстетики, начиная с неоклассиков, романтиков и т.д., отвергали претенциозное представление барокко и рококо как отчуждение, как отрыв от природы, которая олицетворяла чистоту. Суть заключалась в нашей внутренней и внешней природе, которые соответствуют друг другу.
В этой колонке уже не раз отмечалось, что капиталистическая история - это дрейф между фетишизмом производства и фетишизмом потребления. Этот дрейф является непримиримым внутренним противоречием капитализма как наиболее парадоксального способа производства-обмена-потребления из всех, что были в истории. Капитализм - это феномен избыточности, в котором производство и потребление разбалансированы. Чтобы преодолеть глубокие системные кризисы, вызванные фетишизмом производства, которое является избыточным, он не преминул породить противоположный фетиш - потребление. Постмодернистская критика на самом деле была призвана освободить чувства потребления, подавляемые производством. Эссенциализм был дискредитирован со всеми его пристройками. Идеи, истории, иначе говоря, репрезентации, запрещенные и изгнанные фетишизмом производства, были заново окрещены и приняты в дома. Индустрии популярной культуры заработали на полную мощность. Еще вчера видимое было не так важно. Важно было не видимое тело, а душа, ум, интеллект и способности, представляющие суть. Собственно, унижение тела и было показателем, подтверждающим это. Церемонии продолжались. Но в рамках официальной дисциплины, которая была максимально прозаичной. Сейчас взгляд противоположный. Теперь важно тело и то, как оно выглядит. При этом совершенно неважно, что именно демонстрировалось. Ценен был сам показ. Немыслимая эскалация нарциссически-гедонистического эксгибиционизма в визуальных медиа и социальных сетях - это тоже функция капиталистической среды, переходящей к фетишу потребления. Не случайно унылые и скучные официальные церемонии уходят в прошлое и заменяются гораздо более праздничными гражданскими церемониями.
Но каковы практические последствия культурных процессов, перешедших от воздержанного эссенциализма к расточительной претенциозности? Углубилась история отчуждения. Отчуждающий эффект фетишизма производства заключался в построении общества дисциплины, в подавлении эмоций, в отчуждении людей от людей, а не в их отсечении. Производство так или иначе обусловливало необходимость жить социально. Фетишизм потребления, напротив, разорвал отношения "человек - человек". Сегодня "видеть" и "показывать" - единственный доминирующий акт в отношениях "человек - человек". Раньше рассуждения так или иначе предшествовали действиям. Сегодня мотивом действия становятся чувствительность к образам и навязчивые ассоциативные рефлексы. Мы можем быть уверены, что такой мир как никогда жуток. Вспомним, что произошло за последние несколько недель: кто-то потребовал закрыть оперу и балет, сославшись на то, что это противоречит общественной морали и традициям. В ответ и даже в отместку кто-то превратил 30 августа в фестиваль поп-музыки, где на верблюжьей спине уносили иконы и устраивали безвкусные китч-шоу. Кто-то покусился на головной убор женщины. Кто-то открывал рот и закрывал глаза на целующихся на остановке молодых людей... Безалкогольные вечеринки с шампанским смешались с бранчем семьи Заза из партии "Зеленые левые" с бассейном, виллой и множеством брендов. Кто-то критиковал игроков женской волейбольной сборной за успешные результаты. Другие пытались окрестить просто спортивный успех победой кемализма, секуляризма и женственности. Смеяться или плакать?
